Один и без оружия [Трактир на Пятницкой. Агония] - Николай Леонов

Панин вошел в кабинет, сел на стул, ждал, когда заговорит начальство. Климов проглотил леденец и спросил:

— На чем мы остановились?

— На том, что отца Василия брать нельзя, — ответил Панин.

— Нельзя, — повторил Климов и мечтательно протянул: — Был бы сейчас там ты, Колька! Старику ведь необходима связь с налетчиками, сам он сейчас идти побоится, а тебя, как верного человека, точно послал бы.

Панин вздохнул.

— Не вздыхай. Связь старика с Серым — тонкая ниточка, не порвать бы. Мы не можем сидеть и ждать сигнала от Лаврова. Уверен, что Серый пойдет в налет в ближайшие сутки, точнее, завтра ночью, чтобы взять куш пожирнее и уползти из Москвы. Но где они готовили это большое дело?

— Михаил считает, что даже Серому ничего конкретно не известно, — сказал Панин.

— Старик знает. Он один все знает. Как же он будет поддерживать с Серым связь? Кому он доверяет?

— Никому.

— А если опереться на Антонова? На Пашку Америку?

Глава десятая

Шах!

Пашка вылетел из трактира как ошпаренный и бежал, пока хватило сил. Теперь его в эту малину никакими калачами не заманишь. Как переполошились, голубчики! Куда весь фасон да смелость подевались, улепетывают, как и Пашка. Но рыжий-то каков оказался? Ай да мент! Молодчага, парень! Когда Пашка его предупредил, спокойненько так смотрит, глазами хлопает, морда, точно у Христа. Подумал Пашка, что ошибся француз, ан нет, вон какая каша заварилась!

Пашка вошел в комнату и увидел Аленку, которая сидела за столом, положив голову на скрещенные руки. «Сидишь, краля? Значит, лучше с вором жить, чем по улицам шастать?» — довольно подумал Пашка.

— Ужин на кровати, в подушках, — сказала Аленка, не поднимая головы. — И не думай, пожалуйста, что я из-за куска хлеба осталась.

— Я и не думаю, — пробормотал Пашка, чувствуя себя так, будто клиент прижал его руку в своем кармане.

— И не думай, — упрямо повторила Аленка и всхлипнула.

— Пошла ты к черту, ничего я не думаю.

Пашка вытащил из подушек сковородку, бросил ее на стол, разделся и через минуту заснул.

Утром, когда он встал, Аленка все так же сидела за столом. Пашка погладил ее по голове и сказал:

— Ложись в постель, глупая.

— Уйди от меня, — девочка отшатнулась, и Пашка увидел огромные злые глаза. — Лучше уличной быть! Возьми свои проклятые подарки, не нужно мне от тебя ничего! Я-то, дура, верила, что встретила человека, как в кино… — она схватила Пашку за руку, прижалась к ней лицом и зарыдала.

— Что ты от меня хочешь? — спросил растерянно Пашка. — Чтобы я графом или там князем каким оказался? Я тебя обманывал, врал тебе? Вор я! Вор! — крикнул он злобно, вырвал руку и ушел, хлопнув дверью.

Сбегая по лестнице, он ругал себя последними словами, хотел обойти какого-то стоявшего в парадном человека, но тот загородил дорогу.

— Доброе утро, Павел.

— Привет, — сказал Пашка, жмурясь от яркого света. — Николай?

— Он самый! Твоими заботами живой и здоровый, — сказал бывший половой, улыбнулся и ударил себя в грудь кулаком. — Не лезь на улицу, поговорить надо.

— Чего еще? — настороженно спросил Пашка, разглядывая парня. — Мы с тобой не кореша и калякать нам не о чем, остался жив, и молодец.

— Не лезь в бутылку, Павел. Вот тебе адрес, — Николай сунул ему в руку бумажку. — Сейчас и отправляйся, там тебя человек ждет.

— Какой еще адрес? — Пашка оттолкнул руку. — Никуда я не пойду.

— Климов тебя просит, — сказал настойчиво Николай. — Просит, понимаешь?

— Так я его адрес знаю.

— В другое место, Павел. Не надо, чтобы тебя видели у нас. Держи.

Николай вложил ему в ладонь бумажку и вышел на улицу. Пашка развернул бумажку и прочитал адрес, написанный печатными буквами. «Боятся, что малограмотный, ишь как пишут».

Он приехал на Зубовскую площадь, нашел нужный переулок и дом и стал подниматься по лестнице.

— Подожди, Пашка!

Он оглянулся и опять увидел Николая, который, отдуваясь, взбегал по лестнице.

— Ты что же, следил?

— Мне тоже сюда надо, а вместе нам ехать нельзя, — объяснил Николай и открыл дверь. — Входи.

Пашка вошел, оглядел полупустую комнату, сел на подоконник и стал наблюдать за своим провожатым, а Николай, что-то насвистывая, занимался хозяйством, подмел, вытер пыль, бегал с чайником и ведром, в общем, вел себя как человек, вернувшийся домой после долгой отлучки. «На кой черт я им понадобился? — думал Пашка, следя за беготней Николая. — Брать меня вроде не за что, да и не берут так. Спокойный парнишка, свистит, улыбается, будто вчера и не прошел по краешку».

— Испугался вчера? — спросил Пашка.

Николай остановился и опустил на пол ведро, которое держал в руках.

— Испугался? — переспросил он. — Потом, уже на улице, испугался, а в первый момент удивился. Не ожидал я от тебя такой услуги, считал, что не любишь меня.

— Что ты, девка, чтобы тебя любить?

— На девку вроде не похож, — критически оглядел себя Николай и выбежал из комнаты. Через минуту он вернулся с каким-то тазиком и кувшином.

— Полей мне, Пашка. А то башка от сала чешется, невмоготу.

Пашка взял кувшин и стал тоненькой струйкой лить воду на рыжую голову. Круглые крепкие плечи Николая были усыпаны веснушками, и Пашка плеснул на них водой. Может, смоются?

— Ой, черт полосатый! — взвизгнул Николай и отскочил. — Ошалел? Она же горячая! — он стоял, зажмурив глаза, и, пытаясь найти таз, беспомощно шарил перед собой руками.

— Открой глаза-то, чуня, — сказал, улыбаясь, Пашка и ткнул пальцем его в бок.

— Боюсь! — взвизгнул Николай и отошел от таза еще дальше. — Щекотки боюсь и мыла боюсь.

Пашка смотрел на смешную фигуру в белой шапке пены и с вытянутыми руками, как у слепца, и не мог понять, почему этот парень ему нравится.

— Где же ты? Слушай, Пашка, — Николай подбоченился и поднял слепую и рогатую голову, — если ты сейчас же не подведешь меня к тазу и спокойненько не будешь поливать, я тебя отлуплю. Больно отлуплю.

Пашка чуть не выронил кувшин, и от этого ему стало еще смешнее, он несколько раз сдержанно хрюкнул, а потом залился неудержимым раскатистым смехом.

— Пашенька, милый, сейчас Климов придет, — размазывая мыло по лицу, заскулил Николай.

— Кажется, он уже пришел, — раздался веселый голос, и Пашка увидел начальника уголовки, который стоял в дверях и смеялся. — Полей ему, Павел. Значит, тебе на роду написано спасать этого вояку.

— Привет, Василий Васильевич! — крикнул Николай и помахал рукой.

Пашка подвел Николая к тазу, и окончание процедуры прошло благополучно.

— Любимый Мишкин номер, — говорил Николай, вытирая голову. — Он-то отлично знает, что я боюсь мыла и щекотки. Но и на солнце есть пятна, верно, Василий Васильевич?

Климов сидел верхом на стуле и набивал трубку.

— Верно. Даже у Павла есть недостатки, а уж на что золотой парень, — сказал он.

Началось, понял Пашка, хотел вернуться на подоконник, но почему-то взял стул, сел напротив Климова и спросил:

— Зачем звали, гражданин начальник?

Климов ничего не ответил и выпустил большое облако дыма. Николай еще бегал по комнате, убирал таз и кувшин, надел гимнастерку, подпоясался широким ремнем и, картинно отставив ногу и тряхнув мокрыми темно-каштановыми кудрями, спросил:

— Хорош?

— Обыкновенный мент, — сказал сквозь зубы Пашка. Его раздражала показушная веселость Николая, который упорно приглашал его, Пашку, принять участие в неизвестной игре. А какая здесь игра, когда завели на свою малину, сам начальник явился, наверняка сейчас допрашивать будут.

— Ну и ладно. Пусть обыкновенный, — Николай взял стул и сел рядом с Пашкой. Получилось, что они как бы вдвоем плечом к плечу против Климова.

— Во-первых, большое тебе спасибо, Павел Иванович Антонов, — сказал Климов и встал. — Помолчи, Николай. — Пашка почувствовал, как его толкнули в бок, и тоже встал. — Спасибо за Николая, — Климов кивнул на Панина, — спас парня. Рад, что ты человеком оказался.

Пашка невольно ответил на крепкое рукопожатие, почему-то вспомнил тонкие наманикюренные руки Сержа, засмущался и молча кивнул.

— Во-первых, значит, спасибо… — повторил Климов.

— А во-вторых, назвался груздем — полезай в кузов, — быстро сказал Николай.

Климов стиснул кулаки, но сдержался и сунул в рот трубку.

— Согласен нам помочь? — спросил он после долгого молчания. — Дело опасное. Неудобно, конечно, одной рукой гладить, а другой запрягать, но выхода у нас нет. Если не согласен, говори прямо.

— Да я же вор, начальник, — сказал Пашка и, словно ища поддержки, посмотрел на притихшего Николая, который зашевелил было губами, но потом зажал рот рукой.

— Ты дурак и мальчишка. Ты что думаешь, всю жизнь добреньким воришкой быть? Не выйдет, Павел! — Климов раскочегарил свою трубку и закашлялся. — С одной стороны — тюрьма и Серый, с другой — мы, а ты как цветок мотаешься. Карманка, потом грабежи, разбой и убийство. Ты можешь убить человека, Павел? Не можешь? Научишься! Серый тоже не с мокрых дел начинал. Вспомни его и знай: быть тебе через десяток лет таким.